Фанские горы. Дневник поездки. Антропология гор.
Автор: Сергей БратарчукСамый трудный день — это первый день с рюкзаком. Ты всё еще ленивое городское существо, а тут надо собрать кучу барахла, нацепить себе на спину и топать вверх. Там впереди много километров ходьбы по перевалам и старуха-горняшка.
Горно-высотная болезнь проявляется у всех по-разному. У кого-то лёгкое недомогание, кого-то тошнит, кого-то она может физически убить. Есть люди, которые вообще так никогда и не узнают «была или нет». Но когда она приходит, все понимают «она!». В общем, вещь очень индивидуальная. Моя личная горняшка обычно начинается на высоте 3200. Выражается она в том, что из меня как батарейку вытаскивают. Сидеть и смотреть по сторонам — могу. Любое движение — сразу исчезает дыхание и сводит все мышцы. Отсидевшись минут пять, могу пройти еще метров сто. В общем, почти обездвиживание.
Горно-высотная болезнь проявляется у всех по-разному. У кого-то лёгкое недомогание, кого-то тошнит, кого-то она может физически убить. Есть люди, которые вообще так никогда и не узнают «была или нет». Но когда она приходит, все понимают «она!». В общем, вещь очень индивидуальная. Моя личная горняшка обычно начинается на высоте 3200. Выражается она в том, что из меня как батарейку вытаскивают. Сидеть и смотреть по сторонам — могу. Любое движение — сразу исчезает дыхание и сводит все мышцы. Отсидевшись минут пять, могу пройти еще метров сто. В общем, почти обездвиживание.
Самый трудный день — это первый день с рюкзаком. Ты всё еще ленивое городское существо, а тут надо собрать кучу барахла, нацепить себе на спину и топать вверх. Там впереди много километров ходьбы по перевалам и старуха-горняшка.
Горно-высотная болезнь проявляется у всех по-разному. У кого-то лёгкое недомогание, кого-то тошнит, кого-то она может физически убить. Есть люди, которые вообще так никогда и не узнают «была или нет». Но когда она приходит, все понимают «она!». В общем, вещь очень индивидуальная. Моя личная горняшка обычно начинается на высоте 3200. Выражается она в том, что из меня как батарейку вытаскивают. Сидеть и смотреть по сторонам — могу. Любое движение — сразу исчезает дыхание и сводит все мышцы. Отсидевшись минут пять, могу пройти еще метров сто. В общем, почти обездвиживание.
Мне легче всего с такой горняшкой на Кавказе, в Безенги. Высота 3200 там всегда совпадает с приходом на стоянку. А на стоянке валяйся сколько хочешь. И с утра свеженький.
В Фанских горах кругом засада. Все самые низкие перевалы находятся на высоте выше трёх с половиной тысяч. Это значит, мы еще только начали маршрут, а я уже в разобранном состоянии.
Новички посмеиваются, глядя на ползущего где-то далеко сзади «разрядника», который не то что пример подать, а собственную тушку дотащить до точки назначения не может. «Разрядник» смотрит на убежавших далеко вперёд новичков и размышляет: «поживём-увидим».
Голова колонны сбивается с тропы и выходит не на тот перевал, который нам был нужен, а на соседний. Дальше полдня траверсируем по каменным осыпям, и окончательно замотавшись, выходим на финишную прямую к Куликолонским озёрам.
Закинув в рот карамельку из завтрашнего «буржуйского пакетика», собранного для восхождения на вершину, осознаю, что от конфетки реально стало легче. За два часа убиваю весь запас конфет и сладостей, заметно ускоряясь по вертикали. Оправдываю себя тем, что мне нужно быть живым конкретно сегодня, а не когда-то там абстрактно завтра. Как выяснилось потом, свои запасы в этот день съела половина команды.
По тропе с большим цветным рюкзаком мимо протопал трудяга-турист
— Деловой! — подумали альпинисты
— Сами вы туристы! — подумал пара-планерист.
Через полчаса где-то далеко под нами, в ущелье, расцветает красное крыло параплана. Зрелище захватывает как своей красотой, так и вопросом «и за этим он полдня наверх пёрся?».
К слову сказать, горы собирают много интересных личностей, чьи интересы лежат далеко за сферой восхождений. Возле Куликолонских озёр встречаем группу французов вполосатых купальниках одинаковых палатках. Мы так и не смогли понять, в чём замысел их пребывания в горах, но модель поведения всегда одинакова. Они приходят на горное озеро, ставят палаточный лагерь. Пару дней не видно вообще никакой деятельности. Потом однажды с утра они собирают палатки, грузят их на таджиков и ишаков и убираются за перевал. Там находят озеро, ставят лагерь и всё повторяется. Причём, «повторяется» — в буквальном смысле. Они собирают палатки, грузят их на ишаков и таджиков и бегут через перевал на старое место.
Еще одна категория людей, обитающих в горах — любители эстетики. Если на Алтае любительство эстетики, в основном, ограничивается поисками шамбалы и рерихоугодничеством, то здесь нам встречается совершенно другие персонажи. Это и сладкая парочка, состоящая из сорокалетней туристки и двадцатилетнего друга, которые с тридцатью метрами бельевой верёвки вознамерились взойти на Чимтаргу. Это и просто гуляющая братия, которая, покуда тапочек хватает, совершает обход доступных мест. Среди этого разнообразия фауны обнаруживается таджик по имени... назовём его Алибаба. Потом он называл и нормальное своё имя, но сперва он представился именно так.
Сидим на берегу озера, коротаем время копчёной колбасой. Подходит мужчина средних лет, в поларке, но по говору — местный. Здоровается и интересуется, курим ли мы.
— Мы спортсмены, конечно не курим — отвечаем мы, косясь на Колю
— Не курим, — подтверждает курящий Коля
— Что, совсем-совсем-пресовсем не курите — озабоченно вздыхает местный
— Совсем-пресовсем — грустно подтверждает Коля
Видя бесплодность прозрачных намёков, мужчина средних лет переходит на более понятный язык
— Может, хотите дёрнуть? — заманивает он гостеприимством
— Нет, спасибо, мы не курим — продолжают тантрическое бормотание альпинисты
— У меня есть! — раскрывает карты таджик, — коноплю будете? — вопросительно уточняет рачительный хозяин
Альпинисты всем видом дают понять, что они изрядные спортсмены, которым курить запрещено приказом Директора и пытаются объяснить, что среди альпинистов это как бы вообще не распространено. Местный аргументы про «альпинистов» всерьёз принимать отказывается, поскольку оказывается сертифицированным инструктором по горному туризму (с его слов). При разговорах о близлежащих вершинах и маршрутах проявляет изрядную компетентность, чем вызывает доверие. Французы оказываются его подопечными.
В тот вечер он еще долго тусовался у нас, помог выпить всё, что к случаю первого восхождения было куплено в окрестной чайхане, исполнил песню «Косяк горит и глаза твои горят», познакомился со всеми и к ночи уже помнил всех по именам.
Когда мы через три дня его встретили по ту сторону перевала, не узнал никого. Я задумался, сражённой ужасной догадкой — может, он водит французов «туда-сюда-обратно» потому что просто не помнит, что здесь УЖЕ БЫЛ?..
Горно-высотная болезнь проявляется у всех по-разному. У кого-то лёгкое недомогание, кого-то тошнит, кого-то она может физически убить. Есть люди, которые вообще так никогда и не узнают «была или нет». Но когда она приходит, все понимают «она!». В общем, вещь очень индивидуальная. Моя личная горняшка обычно начинается на высоте 3200. Выражается она в том, что из меня как батарейку вытаскивают. Сидеть и смотреть по сторонам — могу. Любое движение — сразу исчезает дыхание и сводит все мышцы. Отсидевшись минут пять, могу пройти еще метров сто. В общем, почти обездвиживание.
Мне легче всего с такой горняшкой на Кавказе, в Безенги. Высота 3200 там всегда совпадает с приходом на стоянку. А на стоянке валяйся сколько хочешь. И с утра свеженький.
В Фанских горах кругом засада. Все самые низкие перевалы находятся на высоте выше трёх с половиной тысяч. Это значит, мы еще только начали маршрут, а я уже в разобранном состоянии.
Новички посмеиваются, глядя на ползущего где-то далеко сзади «разрядника», который не то что пример подать, а собственную тушку дотащить до точки назначения не может. «Разрядник» смотрит на убежавших далеко вперёд новичков и размышляет: «поживём-увидим».
Голова колонны сбивается с тропы и выходит не на тот перевал, который нам был нужен, а на соседний. Дальше полдня траверсируем по каменным осыпям, и окончательно замотавшись, выходим на финишную прямую к Куликолонским озёрам.
Закинув в рот карамельку из завтрашнего «буржуйского пакетика», собранного для восхождения на вершину, осознаю, что от конфетки реально стало легче. За два часа убиваю весь запас конфет и сладостей, заметно ускоряясь по вертикали. Оправдываю себя тем, что мне нужно быть живым конкретно сегодня, а не когда-то там абстрактно завтра. Как выяснилось потом, свои запасы в этот день съела половина команды.
По тропе с большим цветным рюкзаком мимо протопал трудяга-турист
— Деловой! — подумали альпинисты
— Сами вы туристы! — подумал пара-планерист.
Через полчаса где-то далеко под нами, в ущелье, расцветает красное крыло параплана. Зрелище захватывает как своей красотой, так и вопросом «и за этим он полдня наверх пёрся?».
К слову сказать, горы собирают много интересных личностей, чьи интересы лежат далеко за сферой восхождений. Возле Куликолонских озёр встречаем группу французов в
Еще одна категория людей, обитающих в горах — любители эстетики. Если на Алтае любительство эстетики, в основном, ограничивается поисками шамбалы и рерихоугодничеством, то здесь нам встречается совершенно другие персонажи. Это и сладкая парочка, состоящая из сорокалетней туристки и двадцатилетнего друга, которые с тридцатью метрами бельевой верёвки вознамерились взойти на Чимтаргу. Это и просто гуляющая братия, которая, покуда тапочек хватает, совершает обход доступных мест. Среди этого разнообразия фауны обнаруживается таджик по имени... назовём его Алибаба. Потом он называл и нормальное своё имя, но сперва он представился именно так.
Сидим на берегу озера, коротаем время копчёной колбасой. Подходит мужчина средних лет, в поларке, но по говору — местный. Здоровается и интересуется, курим ли мы.
— Мы спортсмены, конечно не курим — отвечаем мы, косясь на Колю
— Не курим, — подтверждает курящий Коля
— Что, совсем-совсем-пресовсем не курите — озабоченно вздыхает местный
— Совсем-пресовсем — грустно подтверждает Коля
Видя бесплодность прозрачных намёков, мужчина средних лет переходит на более понятный язык
— Может, хотите дёрнуть? — заманивает он гостеприимством
— Нет, спасибо, мы не курим — продолжают тантрическое бормотание альпинисты
— У меня есть! — раскрывает карты таджик, — коноплю будете? — вопросительно уточняет рачительный хозяин
Альпинисты всем видом дают понять, что они изрядные спортсмены, которым курить запрещено приказом Директора и пытаются объяснить, что среди альпинистов это как бы вообще не распространено. Местный аргументы про «альпинистов» всерьёз принимать отказывается, поскольку оказывается сертифицированным инструктором по горному туризму (с его слов). При разговорах о близлежащих вершинах и маршрутах проявляет изрядную компетентность, чем вызывает доверие. Французы оказываются его подопечными.
В тот вечер он еще долго тусовался у нас, помог выпить всё, что к случаю первого восхождения было куплено в окрестной чайхане, исполнил песню «Косяк горит и глаза твои горят», познакомился со всеми и к ночи уже помнил всех по именам.
Когда мы через три дня его встретили по ту сторону перевала, не узнал никого. Я задумался, сражённой ужасной догадкой — может, он водит французов «туда-сюда-обратно» потому что просто не помнит, что здесь УЖЕ БЫЛ?..