На ночь останавливаемся под перевалом Алауддин (3700м). У стоянки есть большой плюс — завтра до вершины рукой подать. И есть большой минус — тут вообще нет воды. Ближайший ручеёк журчит ниже в двух сотнях метров. Спасибо, Марис взялся сходить за водой — обвешанный кастрюлями и пустыми бутылками, он за час успел смотаться в обе стороны. Но такой аттракцион, как сильно подрывающий здоровье, было решено не повторять. Зато сталкиваемся с новой для нас проблемой. Воды мало, а нас много. Вынуждены решать, что с утра мы хотим больше — варить кашу или пить чай. Сделав выбор в пользу «пить», уходим на разведку к пику Северный.
На ночь останавливаемся под перевалом Алауддин (3700м). У стоянки есть большой плюс — завтра до вершины рукой подать. И есть большой минус — тут вообще нет воды. Ближайший ручеёк журчит ниже в двух сотнях метров. Спасибо, Марис взялся сходить за водой — обвешанный кастрюлями и пустыми бутылками, он за час успел смотаться в обе стороны. Но такой аттракцион, как сильно подрывающий здоровье, было решено не повторять. Зато сталкиваемся с новой для нас проблемой. Воды мало, а нас много. Вынуждены решать, что с утра мы хотим больше — варить кашу или пить чай. Сделав выбор в пользу «пить», уходим на разведку к пику Северный.
При помощи видеокамеры на максимальном увеличении рассматриваем и обсуждаем маршрут. Очень хочется не «запилить» куда-нибудь не туда. Помимо этого, делимся на две группы — одна половина завтра пойдёт на вершину, а вторая, взяв лишние вещи первой группы, спустится в базовый лагерь. Поскольку предстоит довольно крутая скальная «двойка» (Руфина Григорьевна уже давно всем говорит, что никакая это не двойка), решаем новичков пока не брать.
Восхождение на пик Северный запомнилось мне, как в высшей степени эстетическое мероприятие. Красивый маршрут, красивая компания, красивый развод всей остальной группы, которые потащат наши палатки и спальники вниз.
Начинаем восхождение с того, что пропускаем на вершину спортсменов из Москвы. Об этом нас очень сильно попросили вечером по рации. Получив из базового лагеря «зелёный свет», уже стоящие под северным гребнем, начинаем лезть. С шестой попытки Рома забивает крюк. Это начало нашего маршрута. На этом участке первой наверх отправляем Ирку. Там, наверху полно опасностей. Естественно, лучше послать туда женщину. Услышав сверху какое-то нечленораздельное мычание, напоминающее «перила готовы», по одному отправляемся наверх.
Слышимость в горах — это отдельная песня (этот крик у нас песней зовётся). Опустив лекции по акустике, следует сказать, что в горах ни хрена не слышно. Легенды про горное эхо оставим на совести туристов, которые шастают по ущельям. Там оно еще может быть. У альпинистов никакого эха не бывает — потому что нет точек отражения звука. Если твой товарищ по связке ушёл «за угол» — пардон, скрылся за перегибом рельефа, то можно орать на него благим матом. Всё равно ничего не услышит. Ну, может, чуть-чуть. Поэтому все контрольные команды у альпинистов чётко разделяются по гласным звукам. Например, если ты слышишь из-за скалы «а-о-а-а-о-а» — это означает «страховка готова». Если слышишь, например «а-а-и» — это значит «повтори» — сигнал к тому, что тебя и услышать-то толком не смогли. Похожие слуховые особенности присущи собачкам. Собаки тоже не различают согласных звуков. Поэтому, если вашего доберманчика зовут, например Шарик, то с тем же успехом он будет отзываться и на «Нарик», «Марик», и «Нафиг». Из этого вытекает хулиганское следствие. Напарнику по связке можно кричать всё что угодно, в том числе, переходя на личности, в том числе, нецензурно. Главное, чтобы было согласование слогов.
Так или иначе, услышав сверху нечто, напоминающее о готовности «перил» к использованию, команда, вооружившись жюмарами, устремляется наверх. Я, как замыкающий процессии остаюсь один на один с крюком, который из жадности следует выбить из скалы. Процесс настолько же увлекателен, как и игра на деревянной линейке, прижатой к парте. После каждого удара крюк прикольно бздынькает, меня тональность по мере извлечения из камня. Наигравшись (вытащив), тоже лезу наверх, по пути осознавая, что жюмарить по динамической веревке — это извращение, за которое нужно казнить с конфискацией имущества. Перехожу на лазанье, используя жюмар как страховку. Пройдя верёвку лазаньем, обнаруживаю на точке страховки трёх девчонок (во, масть попёрла) и отсутствие Ромы (ушёл наверх). Небольшая светская беседа, пара шведских анекдотов, продолжаем лезть.
Ирка, уходящая вслед за Ромкой, с середины пути сообщает, что закладки из скалы «не вытаскиваются» и просит меня за ней «прибраться». По факту обнаруживается, что они действительно не вытаскиваются. Маленькая такая, интеллигентная закладочка заклинилась в трещине и, похоже, решила здесь поселиться навсегда. Но нет такой деликатной проблемы, которую не решила бы грубая сила. Методом ударного воздействия клювом ледового инструмента, закладочка, конкретно поцарапанная, но возвращённая в родную семью, бережно приобщается к командному инвентарю.
Прихожу на очередную точку страховки — большую вертикально стоящую плиту, о которой доверительно сообщается, что её «нельзя нагружать». Это развод на манер «вот тебе деньги, но их нельзя тратить». Или «вот тебе спасательный круг, но он не плавает».
Небольшая пауза на радиосвязь. Сообщаем базе, что у нас всё в порядке; Руфина Григорьевна требует от нас подробностей, а не фраз общего толка. Слышимость не самая лучшая, поэтому нас ретранслирует Самара, которая работает через ущелье — на Бодхоне. Приняв сообщение о том, что мы «прошли две верёвки», базовый лагерь желает нам удачи и переключает материнскую ласку на другую группу.
Тем временем, часть наших, которые остались досматривать сны под перевалом, уже проснулась и начала двигать в лагерь. С высоты наблюдаем за маленькими, но гордыми точками. Разноцветные верблюдики, навьючив на себя наши палатки и спальники, организованной толпой поднимаются на перевал Алауддин. Втайне завидуем им. Часа через полтора они уже будут в чайхане на озере. Нехорошие излишества, отдых...
Времени на созерцание не остаётся, пора наверх. Маршрут пролегает через дырку. Там каменная плита съехала на другую плиту, получился лаз. Через него надо пробраться дальше. Лаз очень узкий, с рюкзаком не проходим. Приходится пропихивать рюкзаки и лезть вслед за ними. Преимущества пола (мужского) очевидны. Застреваемость второй половины туловища куда меньше, чем у пола прекрасного. Пролезаю, помогаю вылезти Ане и Алёне. Финишная прямая. Немного свободного лазанья по предвершинной плите — и вуаля! Четырёхтысячник пик Северный взят. На самой вершине места хватает только для двоих, поэтому Ромка терпеливо «принимает» по одному всех участников (и участниц) этого элегантного восхождения; фотографируемся, оставляем в контрольном туре конфетку. Аня и Алёнка, помимо всего прочего, становятся обладательницами третьего разряда. Отмечать это дело можно бесконечно, но пора двигать вниз.
Спуск... Ох уж этот спуск. Ты уже взошёл. Цель достигнута. Настроение хорошее, и уже хочется праздника. Но вместо этого предстоит длинный и нудный спуск. Пятьдесят метров дюльфера и мы на перевеле Шагун-Ага. С него можно прямиком сойти на Мутные озёра и уже почти дом. Но, чтобы жизнь мёдом не казалась, километр спуска проходит по «недосыпухе» — это такая каменная осыпь, слишком крупная для того, чтобы камешки съезжали под ногами, и можно было, как с песчаной дюны «глиссировать» вниз.
Приходится идти, постоянно спотыкаясь (булыжники все-таки иногда проскальзывают). Вдобавок, поднимается ветер, создавая песчаную бурю. И в довершении полотна, мои плотоядные ботиночки, на спуске принимаются за старое. В итоге, в лагерь приходим в состоянии замученных ишаков. Ботиночки снимаются, их место занимают тапки — по крайней мене, на ближайшие пять дней — решаю я, рассматривая на ногах прикольные такие ручейки крови, стекающие в носки. Жизнь хороша, и расстраивает только одно — с Ригой нет связи, и мы не можем толком рассказать о своих делах и узнать о делах наших одноклубников которые сейчас в Сванетии.
При помощи видеокамеры на максимальном увеличении рассматриваем и обсуждаем маршрут. Очень хочется не «запилить» куда-нибудь не туда. Помимо этого, делимся на две группы — одна половина завтра пойдёт на вершину, а вторая, взяв лишние вещи первой группы, спустится в базовый лагерь. Поскольку предстоит довольно крутая скальная «двойка» (Руфина Григорьевна уже давно всем говорит, что никакая это не двойка), решаем новичков пока не брать.
Восхождение на пик Северный запомнилось мне, как в высшей степени эстетическое мероприятие. Красивый маршрут, красивая компания, красивый развод всей остальной группы, которые потащат наши палатки и спальники вниз.
Начинаем восхождение с того, что пропускаем на вершину спортсменов из Москвы. Об этом нас очень сильно попросили вечером по рации. Получив из базового лагеря «зелёный свет», уже стоящие под северным гребнем, начинаем лезть. С шестой попытки Рома забивает крюк. Это начало нашего маршрута. На этом участке первой наверх отправляем Ирку. Там, наверху полно опасностей. Естественно, лучше послать туда женщину. Услышав сверху какое-то нечленораздельное мычание, напоминающее «перила готовы», по одному отправляемся наверх.
Слышимость в горах — это отдельная песня (этот крик у нас песней зовётся). Опустив лекции по акустике, следует сказать, что в горах ни хрена не слышно. Легенды про горное эхо оставим на совести туристов, которые шастают по ущельям. Там оно еще может быть. У альпинистов никакого эха не бывает — потому что нет точек отражения звука. Если твой товарищ по связке ушёл «за угол» — пардон, скрылся за перегибом рельефа, то можно орать на него благим матом. Всё равно ничего не услышит. Ну, может, чуть-чуть. Поэтому все контрольные команды у альпинистов чётко разделяются по гласным звукам. Например, если ты слышишь из-за скалы «а-о-а-а-о-а» — это означает «страховка готова». Если слышишь, например «а-а-и» — это значит «повтори» — сигнал к тому, что тебя и услышать-то толком не смогли. Похожие слуховые особенности присущи собачкам. Собаки тоже не различают согласных звуков. Поэтому, если вашего доберманчика зовут, например Шарик, то с тем же успехом он будет отзываться и на «Нарик», «Марик», и «Нафиг». Из этого вытекает хулиганское следствие. Напарнику по связке можно кричать всё что угодно, в том числе, переходя на личности, в том числе, нецензурно. Главное, чтобы было согласование слогов.
Так или иначе, услышав сверху нечто, напоминающее о готовности «перил» к использованию, команда, вооружившись жюмарами, устремляется наверх. Я, как замыкающий процессии остаюсь один на один с крюком, который из жадности следует выбить из скалы. Процесс настолько же увлекателен, как и игра на деревянной линейке, прижатой к парте. После каждого удара крюк прикольно бздынькает, меня тональность по мере извлечения из камня. Наигравшись (вытащив), тоже лезу наверх, по пути осознавая, что жюмарить по динамической веревке — это извращение, за которое нужно казнить с конфискацией имущества. Перехожу на лазанье, используя жюмар как страховку. Пройдя верёвку лазаньем, обнаруживаю на точке страховки трёх девчонок (во, масть попёрла) и отсутствие Ромы (ушёл наверх). Небольшая светская беседа, пара шведских анекдотов, продолжаем лезть.
Ирка, уходящая вслед за Ромкой, с середины пути сообщает, что закладки из скалы «не вытаскиваются» и просит меня за ней «прибраться». По факту обнаруживается, что они действительно не вытаскиваются. Маленькая такая, интеллигентная закладочка заклинилась в трещине и, похоже, решила здесь поселиться навсегда. Но нет такой деликатной проблемы, которую не решила бы грубая сила. Методом ударного воздействия клювом ледового инструмента, закладочка, конкретно поцарапанная, но возвращённая в родную семью, бережно приобщается к командному инвентарю.
Прихожу на очередную точку страховки — большую вертикально стоящую плиту, о которой доверительно сообщается, что её «нельзя нагружать». Это развод на манер «вот тебе деньги, но их нельзя тратить». Или «вот тебе спасательный круг, но он не плавает».
Небольшая пауза на радиосвязь. Сообщаем базе, что у нас всё в порядке; Руфина Григорьевна требует от нас подробностей, а не фраз общего толка. Слышимость не самая лучшая, поэтому нас ретранслирует Самара, которая работает через ущелье — на Бодхоне. Приняв сообщение о том, что мы «прошли две верёвки», базовый лагерь желает нам удачи и переключает материнскую ласку на другую группу.
Тем временем, часть наших, которые остались досматривать сны под перевалом, уже проснулась и начала двигать в лагерь. С высоты наблюдаем за маленькими, но гордыми точками. Разноцветные верблюдики, навьючив на себя наши палатки и спальники, организованной толпой поднимаются на перевал Алауддин. Втайне завидуем им. Часа через полтора они уже будут в чайхане на озере. Нехорошие излишества, отдых...
Времени на созерцание не остаётся, пора наверх. Маршрут пролегает через дырку. Там каменная плита съехала на другую плиту, получился лаз. Через него надо пробраться дальше. Лаз очень узкий, с рюкзаком не проходим. Приходится пропихивать рюкзаки и лезть вслед за ними. Преимущества пола (мужского) очевидны. Застреваемость второй половины туловища куда меньше, чем у пола прекрасного. Пролезаю, помогаю вылезти Ане и Алёне. Финишная прямая. Немного свободного лазанья по предвершинной плите — и вуаля! Четырёхтысячник пик Северный взят. На самой вершине места хватает только для двоих, поэтому Ромка терпеливо «принимает» по одному всех участников (и участниц) этого элегантного восхождения; фотографируемся, оставляем в контрольном туре конфетку. Аня и Алёнка, помимо всего прочего, становятся обладательницами третьего разряда. Отмечать это дело можно бесконечно, но пора двигать вниз.
Спуск... Ох уж этот спуск. Ты уже взошёл. Цель достигнута. Настроение хорошее, и уже хочется праздника. Но вместо этого предстоит длинный и нудный спуск. Пятьдесят метров дюльфера и мы на перевеле Шагун-Ага. С него можно прямиком сойти на Мутные озёра и уже почти дом. Но, чтобы жизнь мёдом не казалась, километр спуска проходит по «недосыпухе» — это такая каменная осыпь, слишком крупная для того, чтобы камешки съезжали под ногами, и можно было, как с песчаной дюны «глиссировать» вниз.
Приходится идти, постоянно спотыкаясь (булыжники все-таки иногда проскальзывают). Вдобавок, поднимается ветер, создавая песчаную бурю. И в довершении полотна, мои плотоядные ботиночки, на спуске принимаются за старое. В итоге, в лагерь приходим в состоянии замученных ишаков. Ботиночки снимаются, их место занимают тапки — по крайней мене, на ближайшие пять дней — решаю я, рассматривая на ногах прикольные такие ручейки крови, стекающие в носки. Жизнь хороша, и расстраивает только одно — с Ригой нет связи, и мы не можем толком рассказать о своих делах и узнать о делах наших одноклубников которые сейчас в Сванетии.